Zerolines в Планетарии.

Спинка кресла откидывается так, чтобы лежать, глядя в небо, а тени чужих городов, планеты и звезды носились над тобой, вокруг тебя, сквозь тебя.

Где-то там, вдалеке прекрасные мужчины в черном – те самые, которых я, кажется, навсегда полюбила когда-то, глядя как они сидят в кругу на черной сцене в столбе света, и в их руках рождается нечто, заполняющее воздухом – впервые за долгое время – глухую воронку в центре моей груди.

Все те же пятеро прекрасных мужчин. Только на этот раз они не важны.

Важна их музыка и небо над нами.

Я оглядываюсь по сторонам. Темнота и только лица-лица-лица. Все до единого обращены кверху и от этого – все до единого – почему-то так по-особенному, так невероятно красивы.

Я следую их примеру.

Я откидываюсь назад.

Разворачиваю руки, раскрываю небу ладони – и чувствую, как этим простым движением открывается мое сердце, и черный звездный поток начинает литься прямо в меня, в мою готовность вместить.

Это так странно – меня заливает звездным дождем, а мне ведь некуда деть эту сияющую воду. Некуда деть – а значит, я, в сущности, недостойна. Но она все равно льется, льется, льется, наполняя руки и сердце. Просто так, от щедрости, от полноты. Никто не следит – унесу ли я что-то в своих ладонях, есть ли мне куда и зачем нести. Кажется, никто ни здесь, ни потом об этом даже не спросит.

Донесла – не донесла, дала ли кому-то напиться, прорастила ли какое-то семя, напитав его этой звездной влагой… Похоже – это только мое дело.

А дело того, кто сверху – налить. Налить полные ладони, полное сердце любви и жизни.

По черному куполу мчится поезд. Под черным куполом звучит история о нежном, трепетном, живом, чьем-то. Темнота, рельсы, уходящие вдаль, и эти звуки прорастают зовущей тоской у меня внутри. И это просто: щемящий зов входит в меня, а я могу следовать или не следовать ему, ехать или не ехать на своем неведомом поезде туда, где может произойти моя жизнь.

Где-то там есть фонари и дороги, и путь совершенных из правды поступков, принятых из сердца решений, путь отважного следования зову, путь сияющих от полноты чувства глаз. Он просто есть, — говорит мне льющаяся с неба река, — ты можешь либо идти им, либо нет.

Есть твоя душа, полная до краев любовью к этой земле. Есть сумасшедшие, неподъемные мысли о том, как можно передать эту любовь дальше. Есть стаи живущих на свободе прекрасных белых лебедей, на которых ты смотришь с восхищением и завистью из своего гадкого утиного угла.

И ты можешь тянуться за своей лебединой шеей. Ты можешь делать то, что больше твоих утиных крыльев. А можешь не делать.

Это просто: да или нет.

Ты либо дашь, либо не дашь этому быть. Воплотиться в этой реальности, на этой земле, в твоей жизни.

И ни один вариант ничем не лучше другого.

Просто смотри – звездный дождь падает в твои ладони, потому что те мужчины в черном дали ему случиться. Дали ему войти в этот мир.

Просто их слово было – да.

Вся жизнь – это ладони, открытые льющейся с неба звездной реке.

Я чувствую, как они наполняются.

Я знаю, что сейчас в них – все ответы на все мои мучительные вопросы. И нет в них ни обычной человеческой логики, ни универсальных ключей, ни готовых решений. Только большое ясное чувство, что сейчас

сердце

знает.

Знает ответ. И знает, что может сто раз ошибиться в конкретике. Но не сомневается в главном.

Я ничего не знаю о Боге.

Ничего.

Мне даже писать это слово неловко.

Но сердце не сомневается – там, под черным звездным куполом, где-то среди музыки этих прекрасных мужчин – был он. Ладони наполнил он. И на этой земле я чтобы быть с ним.

Вообще-то верить в такое невыносимо глупо, нелепо, стыдно.

Но я ничего не могу поделать.

Он снова и снова приходит ко мне. Поднимается розовым закатным туманом над снежным полем, смотрит прямо в глаза из бескрайнего тихого неба над ковчегом Ротонды, заполняет собой все пространство над сбегающей вниз зеленой речной долиной, дышит в моем теле танцем на досках пронизанного светом белого зала, наливает полные ладони звездного дождя. И все это так, что нельзя усомниться – он здесь. Он сказал все, что хотел сказать. Вопрос только в том, что мне ему ответить…

Как мне набраться храбрости, чтобы ответить ему?

Ведь нет, он не требует ничего. Все это ложь – нет ни талантов, за закапывание которых «спросят», ни поручений, за неисполнение которых «накажут».

Просто можно прожить жизнь, отвечая, говоря с ним.

А можно – в глухой пустоте молчащей воронки в центре груди. Без него.

Просто да или нет.

Вот и весь выбор.

Zerolines в Планетарии.

И следующий день.

Я стою у окна, смотрю в приходящую зиму.

Я чувствую благодарность.

За эти ноги, которые все же как-то стоят. За покосившееся, но все же мое – все еще мое – здание этого тела. За чудо все еще текущей в нем жизни. И за руки, наполненные звездным дождем.

У меня на балконе лежит клочок смятой бумаги, вышвырнутый в бешенстве несколько месяцев назад на пике отчаяния моей болезни.

На нем надпись: «Я стою на своей половине моста».

Когда-то давно в Никола-Ленивце был такой ландшафтный объект – Полумост надежды.

Семь пролетов вверх и площадка на конце – над крутым обрывом у заброшенной церкви.

Семь пролетов вверх – и ни перил, ни оград, ничего – только стоять на самом краю над бездной, у самой кромки неба – и ждать.

Ждать, когда кто-то, прячущийся в глубине этой бездонной дали прямо перед тобой, выйдет, протянет руку, перекинет навстречу свою половину моста.

Тогда, несколько месяцев назад – уставшая, надорвавшаяся, изверившаяся – я швырнула этот клочок, это послание с балкона в уходящее лето со злостью и вызовом своего:

 «Ну что же ты?

Где же ты?

Я же так нуждаюсь в тебе.

Я же здесь, на своей половине моста!»

Швырнула – но оно так никуда и не улетело.

Оно до сих пор лежит там.

Лежит – а я стою у окна приходящей зимы и с изумлением вижу, как где-то впереди, прямо передо мной на своей половине моста стоит он…

Нет, он даже не ждет.

И не зовет. И не протягивает рук.

Он просто стоит там, на своей половине моста, а мне в сердце падают-падают-падают звезды.

И я совсем не знаю, что делать с ними.

Знаю только, что либо да, либо нет.

И прошу, чтобы хватило сил на да.

Прошу смелости вместо страха.

Смелости искать исцеления.

Смелости искать свой сад, чтоб поливать его принесенной в ладонях звездной водой.

Прошу смелости искать.

И благодати найти.

А еще очень прошу не оставлять меня. Не оставлять мои ладони пустыми.

Даже если мне нечего растить сейчас.

Даже если я проиграю эту битву, этот чертов квест – и так никогда и не найду, кого напоить, что взращивать.

Даже если… Я все же стою на своей половине моста и прошу не оставлять мое сердце пустым.

Там, под черным звездным куполом среди прочего прозвучало:

«Образ смерти:

тело – мельком и сбоку,

как тень на взлетной полосе.

 

Образ Бога:

взгляд в темя

в полдень на вершине холма.

 

Образ жизни:

превращаться в то,

что больше тебя».

 

Превращаться в то, что больше тебя.

Превращаться – со всей неизбежностью превращаться – под этим взглядом в темя, в самую верхнюю точку над упругим расправленным стеблем позвоночника, напитанным звездным дождем.

Превращаться в то, что больше тебя.

Вот и весь ответ.

Вот и все ответы.

 

Чего же тебе еще?

—————-

(фото звезд в этой записи – не мои, установить их авторство, боюсь, невозможно)