Zerolines в Планетарии.
Спинка кресла откидывается так, чтобы лежать, глядя в небо, а тени чужих городов, планеты и звезды носились над тобой, вокруг тебя, сквозь тебя.
Где-то там, вдалеке прекрасные мужчины в черном – те самые, которых я, кажется, навсегда полюбила когда-то, глядя как они сидят в кругу на черной сцене в столбе света, и в их руках рождается нечто, заполняющее воздухом – впервые за долгое время – глухую воронку в центре моей груди.
Все те же пятеро прекрасных мужчин. Только на этот раз они не важны.
Важна их музыка и небо над нами.
Я оглядываюсь по сторонам. Темнота и только лица-лица-лица. Все до единого обращены кверху и от этого – все до единого – почему-то так по-особенному, так невероятно красивы.
Я следую их примеру.
Я откидываюсь назад.
Разворачиваю руки, раскрываю небу ладони – и чувствую, как этим простым движением открывается мое сердце, и черный звездный поток начинает литься прямо в меня, в мою готовность вместить.
Это так странно – меня заливает звездным дождем, а мне ведь некуда деть эту сияющую воду. Некуда деть – а значит, я, в сущности, недостойна. Но она все равно льется, льется, льется, наполняя руки и сердце. Просто так, от щедрости, от полноты. Никто не следит – унесу ли я что-то в своих ладонях, есть ли мне куда и зачем нести. Кажется, никто ни здесь, ни потом об этом даже не спросит.
Донесла – не донесла, дала ли кому-то напиться, прорастила ли какое-то семя, напитав его этой звездной влагой… Похоже – это только мое дело.
А дело того, кто сверху – налить. Налить полные ладони, полное сердце любви и жизни.
По черному куполу мчится поезд. Под черным куполом звучит история о нежном, трепетном, живом, чьем-то. Темнота, рельсы, уходящие вдаль, и эти звуки прорастают зовущей тоской у меня внутри. И это просто: щемящий зов входит в меня, а я могу следовать или не следовать ему, ехать или не ехать на своем неведомом поезде туда, где может произойти моя жизнь.
Где-то там есть фонари и дороги, и путь совершенных из правды поступков, принятых из сердца решений, путь отважного следования зову, путь сияющих от полноты чувства глаз. Он просто есть, — говорит мне льющаяся с неба река, — ты можешь либо идти им, либо нет.
Есть твоя душа, полная до краев любовью к этой земле. Есть сумасшедшие, неподъемные мысли о том, как можно передать эту любовь дальше. Есть стаи живущих на свободе прекрасных белых лебедей, на которых ты смотришь с восхищением и завистью из своего гадкого утиного угла.
И ты можешь тянуться за своей лебединой шеей. Ты можешь делать то, что больше твоих утиных крыльев. А можешь не делать.
Это просто: да или нет.
Ты либо дашь, либо не дашь этому быть. Воплотиться в этой реальности, на этой земле, в твоей жизни.
И ни один вариант ничем не лучше другого.
Просто смотри – звездный дождь падает в твои ладони, потому что те мужчины в черном дали ему случиться. Дали ему войти в этот мир.
Просто их слово было – да.
Вся жизнь – это ладони, открытые льющейся с неба звездной реке.
Я чувствую, как они наполняются.
Я знаю, что сейчас в них – все ответы на все мои мучительные вопросы. И нет в них ни обычной человеческой логики, ни универсальных ключей, ни готовых решений. Только большое ясное чувство, что сейчас
сердце
знает.
Знает ответ. И знает, что может сто раз ошибиться в конкретике. Но не сомневается в главном.
Я ничего не знаю о Боге.
Ничего.
Мне даже писать это слово неловко.
Но сердце не сомневается – там, под черным звездным куполом, где-то среди музыки этих прекрасных мужчин – был он. Ладони наполнил он. И на этой земле я чтобы быть с ним.
Вообще-то верить в такое невыносимо глупо, нелепо, стыдно.
Но я ничего не могу поделать.
Он снова и снова приходит ко мне. Поднимается розовым закатным туманом над снежным полем, смотрит прямо в глаза из бескрайнего тихого неба над ковчегом Ротонды, заполняет собой все пространство над сбегающей вниз зеленой речной долиной, дышит в моем теле танцем на досках пронизанного светом белого зала, наливает полные ладони звездного дождя. И все это так, что нельзя усомниться – он здесь. Он сказал все, что хотел сказать. Вопрос только в том, что мне ему ответить…
Как мне набраться храбрости, чтобы ответить ему?
Ведь нет, он не требует ничего. Все это ложь – нет ни талантов, за закапывание которых «спросят», ни поручений, за неисполнение которых «накажут».
Просто можно прожить жизнь, отвечая, говоря с ним.
А можно – в глухой пустоте молчащей воронки в центре груди. Без него.
Просто да или нет.
Вот и весь выбор.
Zerolines в Планетарии.
И следующий день.
Я стою у окна, смотрю в приходящую зиму.
Я чувствую благодарность.
За эти ноги, которые все же как-то стоят. За покосившееся, но все же мое – все еще мое – здание этого тела. За чудо все еще текущей в нем жизни. И за руки, наполненные звездным дождем.
У меня на балконе лежит клочок смятой бумаги, вышвырнутый в бешенстве несколько месяцев назад на пике отчаяния моей болезни.
На нем надпись: «Я стою на своей половине моста».
Когда-то давно в Никола-Ленивце был такой ландшафтный объект – Полумост надежды.
Семь пролетов вверх и площадка на конце – над крутым обрывом у заброшенной церкви.
Семь пролетов вверх – и ни перил, ни оград, ничего – только стоять на самом краю над бездной, у самой кромки неба – и ждать.
Ждать, когда кто-то, прячущийся в глубине этой бездонной дали прямо перед тобой, выйдет, протянет руку, перекинет навстречу свою половину моста.
Тогда, несколько месяцев назад – уставшая, надорвавшаяся, изверившаяся – я швырнула этот клочок, это послание с балкона в уходящее лето со злостью и вызовом своего:
«Ну что же ты?
Где же ты?
Я же так нуждаюсь в тебе.
Я же здесь, на своей половине моста!»
Швырнула – но оно так никуда и не улетело.
Оно до сих пор лежит там.
Лежит – а я стою у окна приходящей зимы и с изумлением вижу, как где-то впереди, прямо передо мной на своей половине моста стоит он…
Нет, он даже не ждет.
И не зовет. И не протягивает рук.
Он просто стоит там, на своей половине моста, а мне в сердце падают-падают-падают звезды.
И я совсем не знаю, что делать с ними.
Знаю только, что либо да, либо нет.
И прошу, чтобы хватило сил на да.
Прошу смелости вместо страха.
Смелости искать исцеления.
Смелости искать свой сад, чтоб поливать его принесенной в ладонях звездной водой.
Прошу смелости искать.
И благодати найти.
А еще очень прошу не оставлять меня. Не оставлять мои ладони пустыми.
Даже если мне нечего растить сейчас.
Даже если я проиграю эту битву, этот чертов квест – и так никогда и не найду, кого напоить, что взращивать.
Даже если… Я все же стою на своей половине моста и прошу не оставлять мое сердце пустым.
Там, под черным звездным куполом среди прочего прозвучало:
«Образ смерти:
тело – мельком и сбоку,
как тень на взлетной полосе.
Образ Бога:
взгляд в темя
в полдень на вершине холма.
Образ жизни:
превращаться в то,
что больше тебя».
Превращаться в то, что больше тебя.
Превращаться – со всей неизбежностью превращаться – под этим взглядом в темя, в самую верхнюю точку над упругим расправленным стеблем позвоночника, напитанным звездным дождем.
Превращаться в то, что больше тебя.
Вот и весь ответ.
Вот и все ответы.
Чего же тебе еще?
—————-
(фото звезд в этой записи – не мои, установить их авторство, боюсь, невозможно)